Малышка и Карлссон - Страница 56

– Неужели тебе не противно жить в такой грязи? – морщась, спросила Катя.

Карлссон пожал плечами.

Непостижимо, подумала Катя. Такая грязная нора, особенно после Швеции, где чуть ли не самый высокий уровень жизни в мире…

– Я тут живу временно, – сказал он уже обычным голосом. – Мне надо выполнить одно… дело. Потом я уеду. На родину. И больше сюда не вернусь.

«А не шпион ли он?» – промелькнула у Кати совсем уж бредовая мысль.

Еще ей вдруг вспомнилось, как лет десять назад ее отца послали в долгую командировку в Питер и он месяца два прожил на съемной квартире, которую предоставлял командированным завод. Катя приезжала к нему в гости, и папино временное жилье ей сразу ужасно не понравилось. Конечно, там не было такой помойки, квартира была чистая, прилично обставленная… но какая-то нежилая. И папа тоже говорил: «Вот кровать, вот плита, а больше я тут ничего не трогаю…»

«Это, наверно, тоже казенная квартира», – решила Катя.

– А где ты спишь? – спросила Катя, подходя к дивану. В полутьме диван выглядел вытесанным из камня. Катя украдкой прикоснулась к сиденью – твердая ткань захрустела и провалилась внутрь, подняв фонтанчик пыли.

– На полу. Я предпочитаю спать на твердом.

Это Катя понимала. Ее дедушка тоже доску на кровать кладет. У дедушки – радикулит.

Наверное, Карлссон еще старше, чем она думала. Очень может быть – по его лицу трудно определить возраст.

Спальное место Карлссона располагалось на полу, в темном углу у внешней стенки. Пыли там не было. И вообще больше ничего не было, даже одеяла. Зато запах тухлятины чувствовался гораздо сильнее. Катя подошла поближе, обнаружила под окном ворох птичьих перьев и разных мелких костей. Катю слегка замутило, но из вежливости она сделала вид, что ничего не замечает. Карлссон, однако, слегка встревожился.

– Если тебе что-то не нравится, я уберу, – с готовностью предложил он.

– Здесь вообще прибраться не помешало бы, – сказала Катя, поспешно отходя от окна. – Хочешь, я наведу тут порядок?

Катя представила, как тут прибирается… Кошмар! Но… сколько здесь может быть всего интересного!

Карлссон пожал плечами:

– Если хочешь. Мне всё равно. Это неплохое жилище. И о нем никто не знает. Кроме нас.

– Как это?

– В этой норе никто не живет лет пятьдесят, если не больше. Похоже, о ней просто забыли. Я ее случайно нашел.

«Значит, не казенная», – подумала Катя.

– Ну да, удобно, – сказала Катя, – коммунальные платежи платить не надо.

– Здесь отличное укрытие, – сказал Карлссон. – За все те годы, которые я тут прожил, ни один человек меня не беспокоил.

Катя отметила слово «укрытие» и опять подумала о киллере.

Некоторое время они оба молчали. Катя заметила, что Карлссон как вошел, так и стоит посреди комнаты.

«Наверно, он не знает, как принимать гостей и что с ними делать, – решила Катя. – Если я – его первый гость за несколько лет…»

Катино внимание привлек старинный буфет. Она подошла к нему, потерла пальцем пыльную стеклянную створку. Внутри что-то тускло блеснуло.

– Можно открыть? – спросила она Карлссона.

– Открывай, – равнодушно сказал он.

Катя с усилием раскрыла дверцы из толстого, отливающего радугой стекла. Внутри стояла посуда. Много. Катя достала из буфета чашку со сплошным синим цветочным узором. Чашка была невесомая; ее стенки, тоньше листа бумаги, сквозили на просвет. Катя перевернула чашку, поднесла поближе к лампе. На донышке имелась надпись золотом: «Императорский фарфоровый заводъ».

– Чаем угостить не могу, извини, – подал голос Карлссон. – Плита не работает – дымоход заложен.

«Да тут, наверно, вся квартира набита антиквариатом», – подумала Катя, осторожно возвращая чашку в буфет. Если продать – озолотишься. И никто о ней не знает. Что за удивительное место… Нет, оно не выглядело неживым. Но и живым оно тоже не было. Что-то в квартире Карлссона было неправильно, неестественно. Как будто жизнь в ней когда-то внезапно остановилась. Что-то случилось здесь много лет назад, и квартира эта выпала из мира…

– Тут привидений случайно нет? – спросила Катя.

– Я не встречал, – спокойно ответил Карлссон. – По крайней мере в мою комнату они не заходят.

В комнате снова воцарилось молчание.

– А где твои вещи? – сообразила вдруг Катя.

– Какие вещи?

– Ну… имущество. Нажитое непосильным трудом, – съязвила Катя – ей показалось, что Карлссон над ней насмехается. – Ты же не хочешь сказать, что этот тренировочный костюм – всё, что у тебя есть?

– Нет, – после долгой паузы прозвучал ответ хозяина. – Только оно не здесь, а на кухне. Там ларь. В нем – сохраннее. Мыши не доберутся.

«Хоть что-то оказалось у Карлссона, как у людей».

– Хочешь посмотреть? – догадался Карлссон. – Пошли покажу.

Они снова, петляя, шли по пахнущему мышами коридору, освещенному только мигающим светом керосиновой лампы. Коридор привел их на кухню – узкое, непроглядно-темное помещение. Карлссон поставил лампу на стол. Из тьмы смутно выступали какие-то шкафы; над Катиной головой зловеще нависал огромный колпак вытяжки, под потолком змеились трубы. Через узкое окно-бойницу свет вряд ли проникал даже солнечным днем.

– Как тут душно, – тихо сказала Катя, озираясь. – Как в склепе.

– Зато никто не залезет, – возразил Карлссон. – Показывать добро?

– Конечно!

Карлссон остановился перед огромным, обитым бронзой сундуком, поставил на полку лампу, поковырялся в замке и, откинув тяжелую крышку, застыл в глубокой задумчивости.