И на нее тут же упала тень. Димка.
– Ты, конечно, можешь мной любоваться, – сказала Катя, снова закрывая глаза. – Но от солнца отойди, пожалуйста.
Дима отошел, а Катя пригрелась и задремала. Но ненадолго. Проснулась от постороннего шума. И на нее опять падала тень. Катя открыла глаза, собираясь высказать Димке всё, что она о нем думает… Но воздержалась. Тень была не Димкина. И не одна.
То были тени фальшивого эльфа и его друзей. Причем лица «эльфа» и его «соплеменников» были очень-очень сердитые. Так что Катя сразу поняла: у них с Карлссоном неприятности.
– Ну ты, толстый маньяк! – плохо выбритый парень лет двадцати в жилетке из порыжевшей кожи надвинулся на Карлссона. – Сейчас мы тебя учить будем!
– Постой, не надо! – между ними попытался втиснуться Дима.
– Отвали, пацан!
– Да они – вместе!
– Навешать обоим!
– Элмар, врежь ему!
Вокруг Карлссона и Димы мгновенно образовалась сердито вопящая толпа. Катю отпихнули. Она не видела ничего, кроме спин игровиков.
– Имейте в виду – у меня синий пояс по кунфу! – раздался нервный, с каким-то привизгиванием голос Димы.
И сразу – звук оплеухи. Потом – еще одной. А затем из толпы, будто пробка из бутылки шампанского, спиной вперед, вылетел небритый Элмар. И толпа как-то сразу раздалась. На освободившемся пятачке Катя увидела напряженно застывшего в боевой стойке Диму, у которого из носа сочилась кровь, и совершенно невозмутимого Карлссона, стоящего с опущенными руками.
Элмар вскочил, схватил чье-то копье, замахнулся им, как дубиной.
– Ну всё! – заорал он. – Ну всё, уроды!
Копье со свистом рассекло воздух. Дима отшатнулся… Карлссон даже не дрогнул, хотя древко прошло в нескольких сантиметрах от его лица.
– Я тебе сейчас так заелбеню – вся морда синяя будет! – закричал Элмар Карлссону, раскручивая свое оружие в опасной близости от Карлссона.
А тот вдруг усмехнулся и скрестил руки на груди.
И Катя сразу поняла: этот небритый Элмар боится Карлссона. Потому и кричит, и размахивает своей дубиной. А безоружный Карлссон совсем не боится Элмара. Еще бы! Он даже тролля не боялся. С чего бы ему бояться какого-то придурка! Пусть даже придурок размахивает здоровенной палкой…
Тут к «разбушевавшемуся» Элмару подскочили сразу трое игровиков. Один ловко перехватил палку, другие вцепились ему в локти.
– Стой, Элмар! Подожди! Сейчас Двалин придет – разберется!
Элмар ругался и грозил, но, похоже, был совсем не против, чтобы его разоружили.
А толпа всё увеличивалась. Собралось, наверное, человек сто. Причем большинство – подростки.
– Тебе, девушка, лучше уйти, – сказал Кате какой-то добросердечный игровик.
– Да, Катя, иди, мы тут сами… – пробормотал Дима.
Катя посмотрела на Карлссона.
Карлссон был невозмутим. Стоял, скрестив на груди свои ручищи и, что характерно, никто его больше не задирал.
– Я останусь, – решительно заявила Катя. – Надеюсь, меня вы бить не будете!
Ее заверили, что не будут. Всё-таки они смешной народец, эти игровики. Смешной, но неплохой. Только какой-то ненастоящий. И оружие у них ненастоящее… Катя вспомнила меч, который лежал у Карлссона в сундуке… Вот этот – настоящий. И Карлссон – тоже настоящий…
Тут по толпе прошел ропот и, раздвинув молодняк, в центр прошли трое. И эти трое тоже были – настоящие. Невысокие, бородатые, накачанные мужики с настоящими тяжелыми топорами, которые вполне соответствовали их волосатым ручищам.
– Ну-ка, кто тут мою Игру поломал? – грозно сощурившись, прорычал главный: чернобородый, с носом-картошкой и плечами полутораметровой ширины.
Маленькие глазки на мгновение остановились на Диме. Дима побледнел и как-то совсем жалобно шмыгнул носом. Но кулаков не разжал. Впрочем, чернобородого он не заинтересовал. Тот уже нацелился на Карлссона.
Поигрывая топором, он в упор уставился на Катиного друга. На физиономии чернобородого было написано, что развалить чью-нибудь голову ему – раз плюнуть. Не умом, а инстинктом Катя почувствовала: чернобородый это уже делал.
– Не трогайте его! – пискнула она. – Он – иностранец!
Чернобородый покосился на нее (топор продолжал вращаться и порхать из руки в руку) и сказал:
– Ну-ка уберите ребенка!
Катю ухватили за руки…
– Не трогать ее! – четко произнес Карлссон. И Катю тут же отпустили.
– Железо убери! – сказал Карлссон чернобородому. – Железо – лишнее.
– Это верно! – Чернобородый даже обрадовался. – Я тебя руками удавлю! Подержи, воин! – Он сунул топор явно польщенному этой честью пареньку и скинул куртку.
Без куртки он показался Кате еще шире и мощнее. И волосатее. Игровики восхищенно загудели: «Двалин! Двалин! Ну, он сейчас…»
Карлссон еле заметно усмехнулся, подмигнул Кате и тоже скинул куртку.
Катя ахнула. Она раньше никогда не видела Карлссона без одежды. В одежде он казался эдаким толстячком, отставным спортсменом… То есть Катя, конечно, знала, что он ужасно сильный, но даже представить себе не могла…
На гладком, без единого волоска, торсе Карлссона не было ни капли жира. Толстые, словно вырубленные из камня тяжелые плиты мышц под гладкой, даже на вид очень плотной кожей. Мускулы Карлссона даже не бугрились, они холмились. И хотя его похожая на бочонок грудь была поуже, чем у чернобородого, но зато раза в полтора объемнее.
Чернобородый ощерился, шагнул вперед – и остановился. А затем произнес что-то на уже знакомом Кате (хотя она по-прежнему не понимала ни слова) языке.
Карлссон ответил. Усмехнувшись. Небрежно, снисходительно… Как сплюнул.