– Не рассуждай о том, в чем ничего не смыслишь, – посоветовала она. – Селгарин – наш хозяин.
– Мне он не хозяин! – гордо сказала Катя.
– А я слыхала, ты тоже на него работаешь. – Катя промолчала, но слово «тоже» ей не понравилось.
«Я менеджер, а не служанка», – сердито подумала она.
Неожиданно заиграла приятная музыка. Итлинн вытерла руки вышитым полотенцем, прошла в коридор.
– Снизу позвонили – сейчас продукты принесут, – объяснила она. – Хозяева в плане еды очень привередливые. Только вегетарианская кухня, только экологически чистые продукты…
– Ты говоришь – хозяева? – встрепенулась Катя. – А разве Селгарин тут не один живет?
Итлинн поколебалась и нехотя сказала:
– Нет, они тут вдвоем живут, вроде как семьей… Эдуард Георгиевич и еще один… его родственник. Его сейчас нет.
«Знаем мы таких родственников», – подумала Катя. Однополая любовь, понятное дело. А жалко – Селгарин такой красивый, обходительный… Хотя, с другой стороны, ей же спокойнее.
В коридоре снова заиграла музыка. Итлинн отправилась открывать. Катя – за ней.
В дверях топтался златокудрый парень лет шестнадцати, в косухе и кожаных штанах, с трудом удерживая неподъемный пакет с продуктами. С его высоких шнурованных «гриндерсов» на полированный пол сыпалась строительная пыль.
– Еле допер! – объявил он, вручая Итлинн пакет. – Держи, Ирка. Или на кухню отнести?
– Не вздумай! А наследил-то! – возмутилась Итлинн.
– Здесь повсюду строят, – оправдывался парень. – Хочешь – не хочешь, а вляпаешься…
– Где тебя носило столько времени?
– Думаешь, это быстро – столько всякой зеленой дряни накупить? В туалет хоть сходить можно?
– Пошел вон отсюда! Сейчас еще пол мыть заставлю!
Парень собрался возразить, но случайно заметил Катю, которая выглядывала из-за косяка. Его глаза заблестели.
– Это она? – спросил он.
– Иди, не твое дело.
– Ирка, я же только посмотреть! – капризно заныл парень. – Меня же завтра не пустят!
– Кыш!
Итлинн вытолкала парня на лестничную площадку и захлопнула за ним дверь.
– Что значит «это она»? – спросила Катя.
– Это тебя не касается, – отрезала Итлинн. – Ингвар – просто дурачок.
– А почему он тебя Иркой зовет?
– Я по паспорту и есть Ира. А Итлинн – это имя, данное мне Ши…
Девушки вернулись на кухню. Итлинн показала на банку с кофе:
– Хочешь?
– Лучше супа мне налей, – сказала Катя. – Я есть хочу.
– Супа – нельзя! – категорически заявила Итлинн. – Это хозяйский, по специальному рецепту. Даже мне его пробовать запрещено.
Итлинн подошла к гигантскому холодильнику, долго там копалась, наконец достала пачку венских сосисок и бросила в кастрюльку.
– Это мои собственные, – сказала она. – Завтра купим что-нибудь еще.
– Завтра меня здесь не будет, – ответила Катя. Итлинн странно на нее посмотрела.
– Селгарин собирается дать мне другую работу, – пояснила Катя. – Более достойную. Завтра я буду выступать на каком-то сейшне, и если я понравлюсь кому надо, то всё будет очень круто.
– На каком сейшне? У Кшесинской?
– Я не знаю…
– У Кшесинской, где же еще, – ревниво пробормотала Итлинн. – Праздник Обновления.
– Что это такое?
– Увидишь.
– А ты там будешь?
– Если пригласят. Повезло же тебе, – прошипела Итлинн и, не удержавшись, бросила на Катю злобный взгляд. – На ровном месте… без усилий, без заслуг… когда другие годами бьются…
Катя вздрогнула.
«Она же мне дико завидует, – поняла она. – И ненавидит так, что убила бы, но не смеет – наверно, Селгарина боится… Может, она его любовница, и теперь ревнует?»
Кате вдруг стало неуютно в кухне рядом с Итлинн. Она быстро съела сосиски и поднялась из-за стола.
– Где моя комната?
Единственной мебелью в Катиной спальне была низкая широкая кровать на деревянном каркасе, да еще напольный светильник с абажуром из рисовой бумаги.
– Если хочешь посмотреть телик, он на кухне, – сказала Итлинн. – Ванная – направо. Чай и кофе на кухне найдешь сама. А я доварю суп и поеду домой.
Катя кивнула, подумав про себя: «И слава Богу». Ей было неприятно находиться рядом с человеком, который плохо к ней относится.
Прибегает троллюшка к маме, плачет.
– Ты чего плачешь? – спрашивает троллиха.
– Папочка себе камешек на ножку уронил!
– Большой камешек?
– Бо-ольшо-ой!
– И ты из-за этого расплакалась?
– Не-е… Я засмеялась.
Наташа уехала, оставив Лейку в состоянии глубокой печали от собственного бессилия. Ах, если бы Карлссон был жив! Лейка собралась поплакать, но плакать не хотелось. Хотелось куда-нибудь уйти. Куда-нибудь из опостылевшей квартиры… Господи, как Лейка радовалась, когда узнала, что родители уезжают аж на четыре недели!…
И тут позвонил Сережа.
Сережа ничего не знал ни о Кате, ни о Карлссоне. Сережа звал в гости. Типа оттопыриться по полной. Папаша его свалил на какой-то корпоративный праздник, мамаша тоже усвистала, пообещав, что не вернется «допоздна». Будут Дианка, Димка, Стас с какой-то новой девкой («Натаха болеет, что ли?» – предположил Сережа), а больше он никого не отловил. Короче, бухло стынет, закуски запотели. Приезжай, Лейка, побыстрее, а то некому салат резать.
– Счас, разбежалась, – привычно фыркнула Лейка.
Но поехала. Очень не хотелось оставаться одной. И с Димкой надо поговорить обязательно. Он – умный. Наверняка что-то придумает.